Что бывает, когда за написание книги берется филолог? Язык произведения выйдет четким и ясным . Текст будет грамотно сформулирован и, скорее всего, безупречен с точки зрения стилистики.
Continue reading Житие юродивого лекаря. “Лавр” Евгения Водолазкина
О “Соборе Парижской Богоматери” можно писать много и долго. В конце-концов Гюго удалось создать удивительную книгу: при всей затянутости описаний, цветастой пышности оборотов речи, пространных рассуждениях и лирических отступлениях, эта история любима многими поколениями читателей. Она неизменно получает восторженные отзывы в интернет-библиотеках, по ней до сих пор пишут многочисленные фанфики. Говорят, роман даже спас собор от дальнейших посягательств реставраторов-недоучек. Вот так и вышло, что литература, убившая архитектуру как язык, сохранила для потомков один из ценнейших ее памятников.
Continue reading Le Temps des Cathedrales – вместо заключения
Вечность тому назад (лет двадцать пять, если говорить точнее), мне попался на глаза фильм “Профессионал” с Жан-Полем Бельмондо. Конкретно-финальная его сцена. И меня- тогда ребенка шести лет- она настолько поразила, что при слове “профессионал” мне еще долго представлялся человек, красиво умирающий под восхитительную музыку. В принципе, некоторым современным работодателям и законодателям кажется точно также, иначе как объяснить их стремление заставить людей работать до смерти?
“Она была невысока ростом, но казалась высокой – так строен был ее тонкий стан. Она была смугла, но нетрудно было догадаться, что днем у ее кожи появлялся чудесный золотистый оттенок, присущий андалускам и римлянкам. Маленькая ножка тоже была ножкой андалуски, – так легко ступала она в своем узком изящном башмачке. Девушка плясала, порхала, кружилась на небрежно брошенном ей под ноги старом персидском ковре, и всякий раз, когда ее сияющее лицо возникало перед вами, взгляд ее больших черных глаз ослеплял вас, как молнией”. 
Вот так читатель впервые видит ту, которой суждено стать воплощением рока для трех таких разных мужчин. Мужчин, любящих (или не любящих) ее, что называется, в меру своей испорченности. И при этом по натуре – совсем не “фемм фаталь”, а просто наивная девушка, почти ребенок, которой в жизни очень не повезло. Та самая “белль” о которой так проникновенно пели когда-то из каждого утюга. Цыганка Эсмеральда.
Еще одним ключевым персонажем “Собора Парижской Богоматери” является восхитительный в своей пустоте и глупости герой. И тем не менее, именно с его именем накрепко спаяна и страшная судьба Эсмеральды, и рок дома Клода, и даже безвременная кончина Квазимодо. Тем обиднее, что сам-то он получил от этой жизни все, что хотел, нимало не задумываясь о таких сложных понятиях как “любовь”, “долг”, “рок”… Конечно, я говорю о Фебе де Шатопере, капитане королевских стрелков.
Впервые читатель сталкивается с ним в четвертой главе второй книги. Именно в тот самый момент, как Квазимодо едва не похитил цыганку, на ее счастье (скорее, конечно, на горе) ему помешал отряд королевских стрелков во главе с капитаном:
И да простят меня сейчас все поклонники фэндома, все лавуаманки и просто неравнодушные к персонажу читатели, НО… Архидиакон в оригинальной книге – личность довольно неаппетитная. Причем, что интересно: сколько ни читала фанфиков на тему – практически везде ему сочувствовала. А в романе – нет. Почему, сама едва ли смогу объяснить. Наверное потому, что почти во всех рассказах, написанных поклонниками, мэтр Фролло что-то осознает, как-то исправляется, чем-то искупает… И конечно же очень страдает оттого, что любит.
А что у нас в романе? А в романе у нас прямо-таки маньяк вырисовывается. Классический такой инквизитор, у которого что ни женщина-то потенциальная ведьма. Причем ведьма исключительно потому, что не светят архидьякону простые человеческие радости. То есть захотел он, а виновата она, рок, дьявол и еще кто угодно, но только не сам мэтр Фролло и его сорвавшаяся с цепи натура.
В одно прекрасное утро 1467 года в люльке для подкидышей изумленные парижане обнаружили очень странное существо.
“Это был какой-то угловатый, подвижный комочек, втиснутый в холщовый мешок, помеченный инициалами Гильома Шартье, бывшего в то время парижским епископом. Из мешка торчала голова. Голова эта была безобразна. Особенно обращали на себя внимание копна рыжих волос, один глаз, рот и зубы. Из глаза текли слезы, рот орал, зубы, казалось, вот-вот в кого-нибудь вонзятся, а все тело извивалось в мешке к великому удивлению толпы, которая все росла и росла.”
Добрые горожане конечно тут же решили, что перед ними- бесовское отродье, которое неплохо бы сжечь на костре. А и в самом деле, появление таких уродцев-всегда худое знамение. И не известно, до чего бы додумались еще добропорядочные миряне, но в дело вмешался молодой священник, забравший ребенка себе на воспитание. Так началась трагичная история жизни уродливого звонаря с огромным сердцем.
