“Она была невысока ростом, но казалась высокой – так строен был ее тонкий стан. Она была смугла, но нетрудно было догадаться, что днем у ее кожи появлялся чудесный золотистый оттенок, присущий андалускам и римлянкам. Маленькая ножка тоже была ножкой андалуски, – так легко ступала она в своем узком изящном башмачке. Девушка плясала, порхала, кружилась на небрежно брошенном ей под ноги старом персидском ковре, и всякий раз, когда ее сияющее лицо возникало перед вами, взгляд ее больших черных глаз ослеплял вас, как молнией”. 
Вот так читатель впервые видит ту, которой суждено стать воплощением рока для трех таких разных мужчин. Мужчин, любящих (или не любящих) ее, что называется, в меру своей испорченности. И при этом по натуре – совсем не “фемм фаталь”, а просто наивная девушка, почти ребенок, которой в жизни очень не повезло. Та самая “белль” о которой так проникновенно пели когда-то из каждого утюга. Цыганка Эсмеральда.
Частенько приходится читать, мол, мэтр Гюго прописал свою героиню нечетко. Мол, неправдоподобный образ получился, плоский и ходульный. Не могла девушка шестнадцати лет, воспитанная в таборе, остаться невинным ангелом, светлым и чистым существом. Не могла быть настолько дурой, чтобы совсем не разбираться в людях. Чтобы не увидела “прекрасной любви Фролло” (я ее тоже, кстати, вообще не увидела, хоть и старше в два раза) и вранья капитана. Но так ли это на самом деле? Давайте разбираться.
Прежде всего здесь стоит отметить, что нужно разграничивать “правду жизни” и “правду художественную”. Ведь если во всем следовать правде жизни, то трагедии и не случилось бы. Слишком много у Гюго тех допущений и натяжек, которые и приводят к страшной развязке.
Взять хотя бы историю Пакетты и амулет с башмачком. Вряд ли настоящие цыгане были бы заинтересованы чтобы у девушки осталось хоть какое-то воспоминание о родителях. Скорей уж ее матерью назвалась бы какая-нибудь женщина из табора. Так что его бы выкинули в первую очередь, а не сделали бы из него амулет. Но ведь к истории матери ни у кого вопросов не возникает, правда? Да и сами цыгане не сидят годами на одном месте, как об этом написано в романе. Но опять же никому и в голову не пришло поинтересоваться, а что там Клопен высиживает во Дворе Чудес, вместо того, чтобы уйти из города. Все эти мелкие детали как бы ускользают от внимания читателя именно потому, что формируют правду художественную – внутреннюю логику повествования, его нерв.
Куда больше бросается в глаза сам образ юной плясуньи. И вопросы, подозреваю, возникают в связи с ее отказом Клоду, а не столько потому, что “ну так же не может быть, чтобы мог священник цыганку полюбить прямо настолько не понимала, что веревки из архидиакона вить может”. Не в тепличных же условиях росла?
А вот мне лично это совсем не кажется странным. Цыгане, представьте себе, тоже люди. И ничто человеческое им не чуждо. В том числе и преклонение перед красотой и талантом. Думаю, что Клопену достаточно было просто принять девчушку с ангельской внешностью под свою опеку, и никто в таборе уже не смел и косо поглядеть в ее сторону. Соответственно, те самые цыгане и создали ей по возможности тепличные условия, считая девушку едва ли не собственной принцессой. А в последствии и принцессой Двора Чудес. Плюс врожденная доброта, доверчивость, беззаботность, наивность и неумение хитрить (это у нее от матери). Вот и весь секрет ее характера.
Поэтому нет: не понимала и не хотела понимать. Продаться кому-то за свободу она не могла, потому, что считала свободу неотъемлемой частью своей жизни. И коварные комбинации: “как купить подешевле то, что у меня отняли, а теперь продают обратно по высокой цене” ей претят. Как претит и сама ситуация, где ей не оставляют никакого выбора. С какой радости она должна принадлежать человеку,убившему ее возлюбленного, подведшего ее саму под пытку и виселицу? Потому, что он может спасти? Да никогда! Это ведь священник во всем виноват. Потому, что он страдает? А девушка здесь при чем? Эсмеральда- не филиал благотворительного фонда “Красный фонарь”, она не спит со всеми страждущими по первому их требованию. Она только по любви согласна. А любит лишь Феба.
И нет, такая позиция не делает героиню ни, плоской, ни ходульной, ни даже непроходимо глупой. Больше того, подобным поведением и поныне отличается большинство дев шестнадцати лет. Так что все те, кто говорит: “она полная дура”, просто забыли свои “шашнадцать”. Потому, то быть в этом в возрасте “прошаренной” интриганкой, циничной, безжалостной и хитрой, использующей поклонников – это как раз и есть не норма. Юности в норме свойственны категоричность, привычка делить мир на черное и белое, вера в идеалы… Так что не нужно думать, что ум и глубина – синонимы непорядочности.
Ну вот, с умом, вроде, разобрались, с непорочностью тоже. А что еще есть в этом интересном образе? Прежде всего сострадательность – она безо всякого колебания дает напиться несчастному Квазимодо, она спасает жизнь Гренгуару, назвавшись его женой, разделив с ним свой кров, еду и заработок. Верность – даже под угрозой смерти оставалась верна своему пусть и никудышному, возлюбленному. Способность глубоко и страстно любить – вплоть до самоотречения. На свидании она говорит Фебу:
“Я не люблю тебя, мой Феб! Что ты говоришь? Жестокий! Ты хочешь разорвать мне сердце! Хорошо! Возьми меня, возьми все! Делай со мной, что хочешь! Я твоя. Что мне талисман! Что мне мать! Ты мне мать, потому что я люблю тебя! Мой Феб, мой возлюбленный Феб, видишь, вот я! Это я, погляди на меня! Я та малютка, которую ты не пожелаешь оттолкнуть от себя, которая сама, сама ищет тебя. Моя душа, моя жизнь, мое тело, я сама – все принадлежит тебе. Хорошо, не надо венчаться, если тебе этого не хочется. Да и что я такое? Жалкая уличная девчонка, а ты, мой Феб, ты – дворянин. Не смешно ли, на самом деле? Плясунья венчается с офицером! Я с ума сошла! Нет, Феб, нет, я буду твоей любовницей, твоей игрушкой, твоей забавой, всем, чем ты пожелаешь! Ведь я для того и создана. Пусть я буду опозорена, запятнана, унижена, что мне до этого? Зато любима! Я буду самой гордой, самой счастливой из женщин. А когда я постарею или подурнею, когда я уже не буду для вас приятной забавой, о монсеньор, тогда вы разрешите мне прислуживать вам. Пусть другие будут вышивать вам шарфы, а я, ваша раба, буду их беречь. Вы позволите мне полировать вам шпоры, чистить щеткой вашу куртку, смахивать пыль с ваших сапог. Не правда ли, мой Феб, вы не откажете мне в такой милости? А теперь возьми меня! Вот я, Феб, я вся принадлежу тебе, только люби меня! Нам, цыганкам, нужно немного – вольный воздух да любовь.”
Да, может быть такое самоотречение и неправильно, но зато в этом монологе видна и способность пожертвовать всем ради счастья любимого, и умение отдаваться от всего сердца, и страстная натура… Заметьте, говорит она так не потому, что хочет провести с ним ночь. Этого цыганка, как раз, побаивается. Слова сказаны от чистого сердца. И ведь как не похожа эта страстная любовь на ошеломляющие чувства священника, который говорил ей в камере:
“Я знал, кем ты была, – египтянка, цыганка, гитана, зингара, – можно ли было сомневаться в колдовстве? Слушай. Я надеялся, что судебный процесс избавит меня от порчи. Когда-то ведьма околдовала Бруно Аста; он приказал сжечь ее и исцелился. Я знал это. Я хотел испробовать это средство. Я запретил тебе появляться на Соборной площади, надеясь, что забуду тебя, если ты больше не придешь туда. Но ты не послушалась. Ты вернулась. Затем мне пришла мысль похитить тебя. Однажды ночью я попытался это сделать. Нас было двое. Мы уже схватили тебя, как вдруг появился этот презренный офицер. Он освободил тебя и этим положил начало твоему несчастью, моему и своему. Наконец, не зная, что делать и как поступить, я донес на тебя в духовный суд.
Я думал, что исцелюсь, подобно Бруно Асту. Я смутно надеялся и на то, что приговор отдаст тебя в мои руки, что в темнице я настигну тебя, что я буду обладать тобой, что там тебе не удастся ускользнуть от меня”.
И правда, как можно не оценить такие волшебные чувства? Великая любовь, которая довела до тюрьмы и виселицы. Просто мечта любой женщины! Но я отвлеклась…
Что еще можно сказать об Эсмеральде? Она внутренне свободна и свободолюбива. Даже в застенке, даже в тюрьме, поставленная перед страшным выбором, девушка имеет твердость сопротивляться и выбрать смерть, предпочтя ее объятьям архидьякона.
Да, при этом цыганка наивна, беззаботна, взбалмошна и чертовски упряма, ее довольно легко напугать и сломать. Но можно ли поставить ей эти недостатки в вину, и уж тем более припечатать ее “плоской и недалекой героиней”? Думаю, что нет. Хотите книгу про смелых, решительных и твердых духом женщин, читайте “Жанну д`Арк”. Там, правда, тоже героиня умирает,и, что характерно, тоже вовсе не пытается изворачиваться, чтобы пожить подольше. Чай не Миледи.
А цыганка Эсмеральда (она же Агнесса Шатофлери) погибает на виселице, едва отыскав свою мать. За преступление, которое не совершала, из-за мужчин, которые ее якобы любили и клялись в любви до гроба и за ним. Один из них почти сошел с ума, но надеялся излечиться, второй -позабыл уже к вечеру и впоследствии благополучно женился. И в этой трагичной истории, ей, мне кажется, повезло меньше всех. У прочих героев всегда был выбор, а ей его, фактически, не оставили. Вот уж воистину, не родись красивой…