“Мы матом не ругаемся, мы им разговариваем”,-остроумно отметил однажды один одиозный генерал Ельцинского времени. Вроде бы сказал только о себе, а получилось, что в какой-то степени и о всей современной культуре.

Сейчас нецензурную брань, пусть и в заретушированном виде, можно встретить во многих книгах: начиная от современных любовных романов и заканчивая антиутопиями. Это, кстати, касается не только литературы, но и искусства в целом. Люди вдруг дорвались до возможности говорить о запретных ранее вещах табуированными словами. И Остапа, что называется, понесло. Словно подростки, впервые устроившие себе праздник непослушания, авторы с упоением пересыпают речь героев отборной матерщиной. Словно подростки же, их читатели (мы с вами) внимают им с невольным одобрением.

Можно ли обойтись без так называемой обсценной лексики при раскрытии персонажа или сюжетных хитросплетений? Вопрос, конечно, интересный. С одной стороны, вряд ли криминальный авторитет будет силен в изящной словесности и станет блистать владением литературного языка. Да и мат по своей сути-слова с мощной смысловой нагрузкой и яркой эмоциональной окраской. Одна бородатая шутка вообще гласит, что он-как рафаэлло. Вместо тысячи слов. И в ней все-таки есть доля правды. Одно крепкое словцо способно описать ситуацию лучше, чем три страницы подробного пересказа с драматическим заламываем рук.

Но увлекаться им, думаю, все же не стоит. Почему? Потому, что писатель должен стремиться владеть словом в такой степени, чтобы легко подбирать литературные аналоги даже для самых крепких и самых забористых выражений. Что мешает нам заменить пресловутые три точки на выражение “Он грязно/длинно/крепко/витиевато выругался”? Да ничего. Пострадает ли от этого сам текст? Нет. Все равно читатель сам догадается, что конкретно сказал герой.

Если уж так хочется подчеркнуть амплуа “плохиша” и колорит закоренелого матерщинника, можно придумать характерное выражение, состоящее, из труднопроизносимого географического названия ( “гребаный Икибастуз”), непонятного самому персонажу научного термина (“расфокусированный факус”) или биохимического соединения (“гонодатропин ты хорионический”).

И от этого выиграет и текст в целом, и герой в частности. Ведь подобные забавные выражения будут оценены читателями по достоинству, придадут оригинальности герою, благодаря им книга куда легче будет запоминаться. Они не банальны, потому, что являются плодом фантазии конкретного автора, они не режут глаз даже самому взыскательному критику и грамарнаци. Наконец, подобные выражения по своей выразительности ничем не уступают привычной обсценной лексике (ей уже давно никого не удивишь, так что даже эпатировать читателя тремя точками будет сложно). Так зачем же ее использовать?